Над широким шоссе, обсаженным с обеих сторон ссохшимися деревьями, угасал свет дня. Воздух был недвижен, густой и вязкий, как студень. Холодный, но душный, от чего пот струился за шиворот после получаса пешей прогулки. «Бабье лето», так называли местные эту пору. Такими были в Восточном Далласе все зимы: мягкие, тёплые и нежные, словно руки матери, баюкающей город в своих объятиях, как любимое дитя, чтобы подарить тому глубокий, спокойный сон — до прихода настоящего лета. На памяти окрестных жителей — тех, чей возраст ещё был далек от дряхлой старости, — лишь раз или два здесь случался лютые снежные бураны, когда все дороги завалило сугробами по колено. Чаще же на окрестных равнинах гостили сухие северо-западные ветра и разрушительные торнадо, приносящие с собой ливни, грозы и град.

В день его ареста на улице правила бал весна. Жаркая, солнечная, алеющая румянцем восходов и закатов, она вселяла в сердца непонятную, сладкую надежду на лучшее будущее, как бывает каждую весну с тем, кто ещё не разучился мечтать и любить жизнь. Всё дышало свободой. А его вели под руки в клетку, молодого, злого, готового бросить вызов целому свету, бродягу и голодранца, разбойника и тунеядца, беспризорного пса, бесприютного сироту, чтобы этой свободы лишить. Отца и семью парень к тому времени бросил. Клайду не за что было ценить их общество. Под кровом родного дома с младых ногтей видел он лишь безобразный лик нищеты, скалящейся на него изо всех щелей. Семеро братьев, из которых только один, Марвин, всегда и во всём поддерживал Клайда, относились к нему отнюдь не по-братски, охотно угощая родича тычками и затрещинами, и продолжали третировать парня, даже когда тот подрос — ведь он был едва ли не самым младшим из всех детей старика-фермера.

Вместе с Марвином они долгое время занимались тем, что угоняли автомобили у незадачливых владельцев. Успех вскружил парням головы: аппетиты росли, осторожность изменяла им всё чаще. Позже были налёт на игровой зал в Форт Бенд Каунти и череда мелких краж. На последнем Клайд и погорел — полупьяный ввалившись ночью в чужой дом, попался в руки хозяина, который вызвал полицию. Ему дали год колонии. Бак, как тогда стал называть себя Марвин, остался дожидаться брата на воле. Клайду несладко пришлось в заключении, но то был уже не первый его срок и не первое знакомство с незавидной участью арестанта.

...Сейчас Клайд брёл вдоль шоссе неспешным шагом, во всю мощь легких вдыхая прохладный вечерний воздух, и чудилось ему, что вместе с этим воздухом он вдыхает в себя самую свободу.

В скором времени на пути ему повстречалось небольшое кафе. Невзрачное серое здание с облупившейся отделкой притулилось по соседству с огромным тисом. Голые ветви дерева, будто когти неведомого зверя, скребли его крышу. Судя по внешнему, заведение было из числа тех дрянных местечек, где проще раздобыть себе неприятностей, чем хорошую еду.

С порога в нос ударил затхлый запах подгоревшего бекона, копоти и табачного дыма, чадом окутывавшего помещение. Дым ел глаза, застревал в глотке горьким комом. Изголодавшийся по табаку, Клайд заозирался в поисках того, у кого можно было бы разжиться сигаретой. Посетителей было немного: какой-то старик дремал в углу с газетой, да щуплая рыжая девица, зевая, сидела за стойкой, время от времени едва ли не макая свой острый нос в чашку с остывшим кофе.

Клайд сел через два стула от неё. Похлопал себя по карманам. Удостоверившись, что средств достанет на скудный ужин, а может быть, останется ещё на курево, парень окликнул стоявшую к нему спиной официантку:

— Эй, мисс!

Отредактировано Клайд Бэрроу (Ср, 29 Май 2013 07:33:50)